Один из ведущих российских востоковедов и президент Федерации шаолиньских боевых искусств Алексей Маслов в интервью The Prime Russian Magazine рассказал о психологии китайской власти, отношениях КНР к Западу и России и подробно описал мировоззрение населения Поднебесной. Ruposters публикует выдержки из беседы с российским китаистом.
Об исторической миссии
Для Китая вся история позитивна. Когда им надо было принять решение про Мао Цзэдуна, 80% его поступков были объявлены позитивными и лишь 20% — негативными. Китай свою перестройку начинал как восстановление национальной идентичности. Китай никогда не уходит ни на Запад, ни на Восток. Китай все делает во имя Китая.
Об идентичности
Раньше идентичность была очень простая: Китай рос. Были двузначные цифры роста, причем китайцы гордились, что мировая экономика с 2008 по 2011 год упала, а Китай, наоборот, вырос. Раньше каждый китаец богател, а сейчас богатство прекращает приращиваться. И у китайцев к этому болезненное отношение.
О диаспоре
Миграция из Китая увеличивается, но ее суть совсем не в том, что китайцы хотят сбежать из Китая. Китайский рынок настолько заполнен, что там нет свободных ячеек. Все перемещаются в другие ячейки, кто в США, кто в Россию, но все эти китайцы позитивно относятся к Китаю и не прекращают с ним связи.
О локальности сознания
Китайцы очень локальны по своему сознанию. Например, китаец никогда не будет думать, как он «захватит» рынок, предположим, города Екатеринбурга. Он побывает в этом городе, найдет там проспект Ленина, увидит домик, скажет: о, здесь я поставлю самый главный китайский ресторан. И даже если ему ответят: это плохое место, не подходит, тут есть напротив десять ресторанов, китаец с его агрессивным драйвом — как это не удастся?! — будет бить во всю силу в одну и ту же точку. И часто он продавливает систему.
О национализме и патриотизме
В обществе растет идея китайского национализма. Это то, что Си Цзиньпин называет «китайская мечта». По сути, речь идет о возвращении национальной китайской идеи, о том, что надо вернуть Китай на тот уровень уважения, на котором он был до середины XIX века, когда был самостоятельной и самодостаточной страной, пока европейцы не опрокинули его устои.
Китай националистичен по своему характеру: готов предоставить свое гостеприимство, пока ты оставляешь здесь деньги. А вот когда ты пытаешься зарабатывать деньги на китайцах, территория сразу схлопывается и тебя выдавливают. Китай изучил проблему, лабораторно понял, как действует механизм, и потом создал свои параллельные структуры, например в области технологий — Lenovo, Huawei.
Китаец постоянно думает о своем кармане, но он при этом четко понимает, что если он будет заполнять только свой карман, обманывая своих же работников, то от него отвернется весь клан. И поэтому бизнес абсолютно патриотичен. В России такого нет, и привить это невозможно, поскольку Россия всегда развивалась в западном направлении, а не в китайском.
Об отношении к России
Россия остается добрым соседом, на Россию смотрят как на очень хорошего друга. Но при этом — как на младшего партнера. Потому что Китай видит и успехи, и неудачи России. И Китай считает, что Россия не понимает самых простых вещей. Китайцы предлагают стандартную схему. Китай готов накрыть своим шатром целый регион, как он сделал с Центральной Азией. Китайцы дают кредит, инвестиции, присылают инженеров и за это просят лояльности. А Россия почему‑то просит инвестиций, но ни о какой лояльности не говорит. Китайцы не понимают, что у нас есть национальная идентичность и президент России на это не пойдет.
Россия — единственная страна, которая по‑китайски именуется «братская страна» (сюнди). Про США так не говорят, про Сингапур тоже.
Россия — не точка притяжения для китайцев. В Россию едут студенты, которые не поступили ни в американский, ни в европейский вузы. При этом их едет все меньше. Мало кто связывает свое будущее именно с Россией. И, на мой взгляд, мы сами виноваты, потому что не можем объяснить китайцам, кто мы такие.
Россия участвовала во Второй опиумной войне, по итогам которой нам досталась часть Маньчжурии. Но эта проблема в китайском сознании снята вообще. Россия не воспринимается как агрессор. И когда туристов приводят в летний императорский дворец в Пекине, им обязательно расскажут, что французы и англичане хотели его сжечь, а русский князь Горчаков спас и поставил охрану.
О распаде СССР
Китайцы очень внимательно изучают опыт Советского Союза: как им не надо делать. Много конференций, докладов, обсуждается горбачевская политика (а Горбачев, между прочим, до сих пор невъездной в Китай, после событий на Тяньаньмэнь: ведь в известной степени это его выступление повлияло на настроения студентов). Китайцы изучают, к чему может привести одномоментное разрушение идеологии.
О японцах
У любого китайца спроси: «Как вы относитесь к японцам?» (это нормальный вопрос) — и услышите массу негатива: они на нас напали, они издевались. Слово «японец» в китайском языке — почти как слово «фашист» в русском: означает метафизического злодея.
О врагах Китая
Это генерализированный Запад. Современная самоидентичность Китая родилась в середине XIX века, когда в Китай пришли западные державы. Запад помешал, Запад опрокинул тысячелетнюю империю за тридцать лет. Запад не понимает китайских ценностей. Запад неправильно действует, Запад сформировал мировую систему, которая невыгодна китайцам.
Слова «вы меня не понимаете» — это и есть основа ментальности. При этом считается, что малайцы, сингапурцы, корейцы лучше понимают китайцев, просто у них некоторые законы неправильные, но они понимают. А Запад — нет. Традиционное мышление Востока оперирует не категориями «Восток — Запад», а категориями «Север — Юг». Лишь когда Запад пришел в Китай, они начали вообще использовать это понятие как обобщение. И у китайцев нашлось объяснение, почему Запад — это плохо. С ним нельзя договориться, поэтому надо просто его перекупить и переподчинить.
О мышлении простых людей
На уровне обыденной психологии китаец, хотя он может существовать почти на уровне бедности, понимает, что он живет в активно развивающейся стране. Он ею гордится. Он может ругать местный партком, местного уездного руководителя, но он абсолютно уверен в правильности курса Китая — как ледокола, который плывет. Поэтому все китайцы так или иначе поддерживают руководство Китая.
О манере деловых переговоров
Когда китаец слушает твое деловое предложение, он, безусловно, его слушает, делает для себя вывод, а потом как бы откладывает его в сторону. Он не отвечает на твой вопрос, а всегда предлагает альтернативу. И сейчас у Китая для такой реакции есть достаточная мощь и авторитет. Мол, мы тебя послушали и готовы заплатить в пять раз больше, но уже за другой проект. Китай не очень слушает партнеров.
О социальной ответственности
Любой человек, заработавший некоторое количество денег, обязан выступать спонсором. Это норматив поведения в обществе, связанный с конфуцианским нормативом поведения, который в Китае очень тесно слился с идеями коммунизма. Например, мой знакомый китаец внезапно разбогател. Он с трудом умеет даже пользоваться компьютером, но, разбогатев, приехал в свою родную деревню, снес все старые дома и отстроил новые. И все говорят: вот он — правильный человек, это правильное поведение. О нем пишут в газетах, он доволен, и его дети довольны, что про их отца так говорят.
О клановости
Если некто развивает свои проекты, то опирается в основном на людей из своего клана или семьи. Если развивается торговля, то человек пытается торговать только через своих. Xотя Китай выглядит как абсолютно современная страна, внутри функционируют те же самые клановые или земляческие структуры. Любому иностранцу сложно торговать, потому что он не член этих структур. Страна позиционирует себя как абсолютно современное государство, идущее по стандартному пути развития экономики, но там действуют совершенно азиатские механизмы.
О богатстве
Если ради интереса мы посмотрим на какой‑нибудь вокзал, где все стоят в очереди с чемоданами, то у половины будут Louis Vuitton. Естественно, это все подделки, желание бедняка показать, что он богат. Но люди, которые по‑настоящему богаты, пользуются национальной продукцией. Например, они переоборудуют машины Hongqi (в переводе — «Красное знамя»), это как наши ЗИЛы. Китайцы используют и иностранные машины, но все они выпускаются на китайских заводах. Они носят свои бренды одежды и обуви. Они подчеркивают, что используют национальное.
Даже если человек очень богат, он не будет громко рассказывать, что у него есть яхта: она будет стоять там, где ее никто не увидит. Даже если он может покупать очень дорогие машины, он будет принципиально покупать чуть дешевле, нежели может позволить себе, чтобы показать: я такой же, как все. Самое страшное для таких людей — лишиться поддержки окружающих. Такое, как у нас («я богат, и мне на всех наплевать»), очень негативно воспринимается в Китае.
О здоровье и медицине
Китайская медицина уходит корнями в даосизм: основная идея в том, что здоровье — это нормальная циркуляция энергии ци по всем каналам организма. Как только возникает закупорка по каким‑то причинам, то есть ци перестает циркулировать, возникает застой, причем этот застой может вызвать у одного человека одну болезнь, а у другого — другую. Поэтому лечить болезнь бессмысленно: надо устранять застои и его причины.
Китайская медицина очень полезна по той причине, что это предмет веры. Рядовой китаец все время заботится о своем здоровье, это у него на уровне нервного возбуждения: в толпе он массирует либо себя, либо соседа и постоянно посматривает, что бы ему полезного съесть. Китаец вам будет говорить, что китайская водка очень полезна, а русская — вредна в больших количествах, потому что от китайской водки пробуждается сила и голова от нее не болит.
Об открытости
Китай почти не допускает внутрь себя исследователей или даже тех, кто пытается по‑новому взглянуть на Китай. Когда российские съемочные бригады хотят что‑то снять в Китае, китайцы отвечают: вы скажите, что снять, мы снимем и отправим вам. Китай до сих пор — абсолютно закрытая страна. И лишь широкий туризм создает иллюзию того, что в Китае все можно открыть для себя.
